Скандально знаменитый роман Л. фон Захер-Мазоха «Венера в мехах», написанный в 1869 году- одно из известнейших произведений этого автора, стал первой отчетливой попыткой фиксации и осмысления сексуально-психологического и социокультурного феномена мазохизма. «Я написал уже довольно много, прежде чем решиться на такую вещь, как «Венера в мехах», и….данное направление составило моему творчеству дурную репутацию….»- писал Мазох в своем письме к Эмилии Матайя. «Направление», о котором упоминает писатель, подразумевает внимание к отклоняющейся от «нормы» формы эротики, получившей ещё при жизни автора, хотя и против его воли, название «мазохизм». Почему имя Мазоха послужило для обозначения одного из популярнейших «извращений»? Как писал в своем исследовании «Представление фон Захер-Мазоха» Ж.Делёз:-«Случается, что какие-то типичные больные дают свое имя тем или иным болезням. Чаще, однако, свое имя болезням дают врачи (примеры: болезнь Роже, болезнь Паркинсона…). Условия подобных наименований требуют более внимательного рассмотрения: врач ведь не изобрел болезнь. Он, однако разъединил симптомы, до сих пор соединенные, сгруппировал симптомы, до сих пор разъединенные; короче, составил какую-то глубоко оригинальную клиническую картину. .... Великие клиницисты- это величайшие врачи. Когда врач дает свое имя той или иной болезни, совершается лингвистический и одновременно семиологический акт огромного значения, поскольку этот акт связывает определенное имя собственное с определенным множеством знаков или приводит к тому, что имя собственное начинает коннотировать знаки». Можно ли сказать, что Мазох великий клиницист в этом смысле? К мазохизму вряд ли можно подходить с теми же мерками, что к холере или чуме. Можно ли назвать мазохизм болезнью, и что есть норма в половых отношениях?
Именно непреложной «нормой» руководствовался австрийский психиатр Рихард фон Крафт-Эбинг, когда в 1891 году поставил героям Захер-Мазоха, ему самому, а так же всем «ему подобным» диагноз «мазохизм». Тем не менее, Краффт-Эбинг потому заговорил о «мазохизме», что признавал заслугой Мазоха воспроизведение им в своих сочинениях особой клинической сущности, определявшейся не столько связью боль- сексуальное удовольствие, сколько расположенными глубже поведенческими моделями рабства и унижения. «И ещё, мы должны задаться вопросом, не владеет ли Мазох , если сравнить его с Садом, более утонченной симптоматологией и не позволяет ли именно его определение разъединить несправедливо смешивающиеся до него заболевания (садизм и мазохизм). «Больные» или клиницисты, или же то и другое одновременно,- в любом случае Сад и Мазох являются также и великими антропологами, подобными всем тем, кто умеет вовлекать в свой труд некую целостную концепцию человека, культуры, природы,- и великими художниками, подобно всем тем, кто умеет извлекать из небытия новые формы и создавать новые способы чувствования и мышления, некий совершенно новый язык», пишет в своей работе Ж.Делёз.
Современный взгляд культуры на проблему сексопатологий исходит не из «нормальности» или «ненормальности» таких явлений как садизм, мазохизм, эксгибиционизм и пр., а из господствующих в обществе властных идеологий, дающих понятия «нормы» сексуального поведения. Соответственно, запрет, основанный на господствующей идеологии, выступает не инструментом сдерживания и ограничителя извращений и патологий, а механизмом их порождения. Как пишет Л. Полубояринова, «под «запретом» здесь понимается введение в действие не только политических и социальных, но так же и языковых ограничительных и репрессивных механизмов ( ср.тезис российского философа В.Подороги: «Название отдельной перверсии есть ее запрет»). В силу этого и все стыдно- запретное, «извращенное» и «преступное» в мазохизме следует отнести на счет крестного отца термина и, соответственно, «первооткрывателя», по сути, создателя данной перверсии - добропорядочного бюргера и профессора-позитивиста Крафт-Эбинга».
А что же Мазох и его Венера? За писателем остается общечеловеческий потенциал мазохистского фантазма, нашедший свою переоценку во второй половине двадцатого века. А слова его героини Ванды-Венеры: –«В конечном счете, во всех наших страстях нет ничего особенного и странного: кому же не нравятся красивые меха, и всякий знает и чувствует, как близко родственны друг другу сладострастие и жестокость», нашли многие годы спустя после их написания свое подтверждение и обоснование в работах сначала З.Фрейда, а затем и многих других авторов.
Если мы считаем, что «нормальной сексуальной целью считается соединение гениталий в акте, называемом совокуплением, ведущем к разрешению сексуального напряжения и к временному угасанию сексуального влечения», то при любом нормальном сексуальном процессе можно заметить зачатки, развитие которых ведет к отклонениям, которые были описаны как перверсии. В своей работе «Три очерка по теории сексуальности» Фрейд описывает садизм как активную, насильственную установку по отношению к сексуальному объекту, а мазохизм равным образом увязывает со всеми пассивными установками к сексуальной жизни и к сексуальному объекту. Таким образом, Фрейд называет садизм и мазохизм единой перверсией, одновременно встречающейся у одного и того же лица, мазохизм представляет только продолжение садизма и сообщает, что пассивная и активная формы этой перверсии всегда встречаются у одного и того же лица. Кто получает удовольствие, причиняя другим боль в половом отношении, тот также способен испытывать наслаждение от боли, которую причиняют ему. Садист всегда одновременно и мазохист, хотя активная или пассивная сторона перверсии у него может быть сильнее выражена и представлять собой преобладающую сексуальную деятельность. Хотя в более поздних работах Фрейд признал, что мазохизм может быть первичным, а не производным от садизма, и объясняет его наличие с точки зрения смешения и расслоения двух видов влечений - влечения смерти и сексуального влечения, все же на мой взгляд, для Фрейда эта пара, садизм- мазохизм, остается единой перверсией, активной и пассивной её сторонами, и именно с подачи Фрейда этим двум различным, на мой взгляд, перверсиям было присвоено название «садомазохизм».
В психике человека всегда присутствуют амбивалентные пары душевных склонностей, установок и чувств, направленных на один и тот же объект, но садизм и мазохизм, с моей точки зрения, это совершенно отдельные перверсии, которые имеют много общих внешних проявлений, формируются на одних этапах психосексуального развития и всегда присутствуют одновременно, как впрочем, и все прочие перверсии, так как элементы любого перверсивного сексуального поведения можно найти в каждом, самом «нормальном» и здоровом индивиде.
Таким образом, пара садизм- мазохизм может быть описана как пара только в том смысле, что обе эти перверсии всегда, в большей или меньшей степени встречаются у одного и того же субъекта; и садист со своим партнером, и мазохист со своим всегда демонстрируют внешнему зрителю специфичную пару- лицо, приносящее страдания, боль и мучения и лицо, получающее их. Здесь, на мой взгляд, можно процитировать Жиля Делёза, который в своем философском труде «Представление Захер – Мазоха» также высказывает сомнение в существовании садо-мазохистского единства:-«Едва ли вообще можно говорить об обращении садизма в мазохизм, и наоборот. Скорее, мы имеем дело с каким-то парадоксальным двойным производством: … производством определенного садизма на исходе мазохизма и … производством определенного мазохизма на исходе садизма. Но вызывает большие сомнения, является ли садизм мазохиста садизмом Сада, а мазохизм садиста- мазохизмом Мазоха. Садо-мазохистское единство, утверждаемое слишком поспешно, рискует оказаться неким грубым синдромом, не отвечающим требованиям истинной симптоматологии. Не основывается ли вера в это единство на каких-то двусмысленностях и … упрощениях? Ибо то обстоятельство, что садист и мазохист должны встретиться, может показаться очевидным. То, что одному нравится заставлять страдать, а другому страдать самому, определяет, как кажется, такую взаимодополнительность... Настоящий садист никогда в жизни не стерпел бы мазохистской жертвы. Но и мазохист также не вынес бы подлинно садистского палача», и далее: - «Женщина- палач в мазохизме не может быть садисткой как раз потому, что она находится в мазохизме, является составной частью мазохистской системы, реализует собой элемент, стихию мазохистского фантазма: она принадлежит к мазохизму. Не в том смысле, что у нее те же вкусы, что и у ее жертвы, но потому, что она обладает тем самым «садизмом», которого никогда не найти в садисте». Возможно садизм и мазохизм развиваются по одинаковому изначально сценарию, питаются из одного источника присущих человеку агрессивности и сексуальности, но мазохизм уходит дальше и в сторону от садизма. И, хотя садизм и мазохизм существуют одновременно и совместно в одном и том же субъекте, каждая перверсия стоит на своей собственной позиции, занимает особое место и обслуживает свои желания и устремления либидо.
И все же, откуда возникает это, загадочное со всех точек зрения явление, мазохизм? Каков механизм его образования и какие цели преследует психика человека формируя мазохистскую структуру?
Отталкиваясь от концепции Фрейда, можно сказать, что сводя одну к другой коренные противоположности между влечениями к жизни и смерти, между любовью и ненавистью, мы выводим садистское влечение, которое направлено на причинение вреда объекту, из поддерживающего жизнь Эроса, таким образом, что этот садизм есть влечение к смерти, которое оттеснено от «Я» влиянием нарциссического либидо, так, что оно проявляется лишь направленным на объект. Оттесненный из «Я» садизм открыл путь либидозным компонентам сексуального влечения, именно потому они начинают стремиться к объекту. Дополняющее садизм частное влечение мазохизма следует понимать как обращение садизма на собственное «Я». Перенесение влечения объекта на «Я» принципиально ничем не отличается от перенесения с «Я» на объект. Фрейд различает три формы мазохизма — как обусловленность сексуального возбуждения, как выражение женской сущности и как норма поведения в жизни. В соответствии с этим он выделяет эрогенный, женский и моральный мазохизм. Эрогенный мазохизм происходит от первичного, эрогенного удовольствия от боли. Мы знаем, что в организме человека не происходит ничего значительного, что не отдавало бы своих компонентов для возбуждения сексуального влечения, поэтому возбуждения от боли или неудовольствия имеют тот же результат. Это сопутствующее либидинозное возбуждение при боли и неприятном напряжении представляет собой детский инфантильный физиологический механизм, который впоследствии исчезает. При различной сексуальной конституции оно развивается по-разному, но в любом случае, передает свою физиологическую основу, на которой затем происходит психическое построение эрогенного механизма. Фрейд считал, что та форма мазохизма, которую он назвал «женской» проявляется как у женщин, так и у мужчин. Она целиком покоится на первичном, эрогенном удовольствии от боли. Фантазии перемещают мазохиста в типично женскую, пассивную ситуацию кастрированного, становящегося объектом коитуса и дающего жизнь ребенку субъекта. В их явном содержании: оказаться с заткнутым ртом, связанным, больно избитым, отхлестанным, каким-то образом обиженным, принужденным к безусловному послушанию, облитым грязью, униженным. Мазохист хочет, чтобы с ним обращались, как с маленьким, беспомощным и зависимым, скверным ребенком. В явном содержании женского мазохизма находит себе выражение и чувство вины: мазохист предполагает, что совершил какое-то преступление, которое он должен искупить болезненными и мучительными процедурами. За этим, по мнению Фрейда, скрывается связь с детской мастурбацией и, с другой стороны, виновность выводит нас к моральной форме мазохизма. Возникают сомнения в необходимости выделения «женского мазохизма» в отдельную группу. Механизм получения сексуального удовольствия бывает разным. Женский имеет определенную направленность, от которой при рассмотрении вопроса мазохизма можно отказаться, так как это вносит только сумятицу и не добавляет ничего к существу вопроса. Мазохист получает удовольствие не от того, что занимает «женскую позицию», а от положения «меня имеют, а значит, я избавляюсь от чувства вины». С точки зрения виновности в связи с каким то преступлением, за которое нужно понести наказание, данную форму следует отнести скорее к категории морального мазохизма. Если субъект ставит себя в положение объекта коитуса или деторождения, то это явление так же можно расценить как желание получить страдание, прежде чем получить какое-то удовольствие, например, ребенка в болезненных родах или сексуальное удовольствие при принуждении к коитусу. В любом случае, в данной форме мазохизма удовольствие нужно заслужить, заплатить определенную цену за удовольствие, а это относит нас к моральному мазохизму. Сам Фрейд постоянно проводит аналогию между «женским» и эротогенным мазохизмом, например к женской и эрогенной формам мазохистских страданий привязывается условие, чтобы они происходили от любимого человека и претерпевались по его повелению. По моему мнению, в основе этого условия лежат отношения с матерью- первым объектом любви, от которого ребенок получает и первый опыт удовольствия или неудовольствия, связанных с болью, унижением, насилием, и это условие получения мазохистского удовольствия никак не связано с полом и опять отсылает нас к моральности. Фрейд также называет женский мазохизм «выражением женской сущности». Но что такое « женская сущность»- физиология женщины, строение психики или социально принятая для женщины норма поведения? Если женщина более чем мужчина способна получать удовольствие от физической боли, то мы можем говорить об эрогенном мазохизме; если «женская сущность»- это норма поведения, то относим это к моральному мазохизму; если мы говорим о психике женщины, то она формируется не сама по себе, а опять же под влиянием собственной физиологии субъекта, родителей, окружающих людей и внешних событий, и давать ей название «женская» только по тому, что она принадлежит женщине, а не мужчине, не совсем корректно. В рамках теории бисексуальности самого же Фрейда, «женский мазохизм» это скорее свойство любого человека, независимо от половой принадлежности. Назвав мазохизм «женским», Фрейд пристегнул его к полу и тем самым внес массу несуразиц. Пол- это судьба, а не строение психики, и «женская сущность»- это только отношение к вопросу. Что же касается пассивности, которая присуща, по словам Фрейда, мазохизму, то в чем она проявляется и сколько мазохисту нужно проявить активности и агрессии, что бы появилась возможность занять пассивную позицию, являющуюся непременным условием получения мазохистского удовлетворения. На мой взгляд, понятия активный- пассивный в данном случае очень относительны, и если мазохист занимает пассивную «женскую позицию», то это является лишь частью сексуальной игры, роли, дающей ему наибольшее удовлетворение, проявлением присущей человеку врожденной бисексуальности, которая особенно сильна у первертов. Я бы даже сказала, что пассивная позиция мазохиста- это активная сторона данной перверсии. Не важно, что мазохист будет делать- поглощать или выделять, давать или получать, в любом случае удовлетворяется инстинкт агрессии. С моей точки зрения, три формы мазохизма можно представить двумя- эротогенной и моральной и они не отделимы одна от другой, всегда сосуществуют и взаимно дополняют друг друга. В третьей форме мазохизма, моральной, ослаблена связь с сексуальностью. Здесь важно само страдание, кто его причиняет - значения не имеет, оно может быть также вызвано некими безличными силами или обстоятельствами. «Появляется желание при объяснении этого поведения оставить либидо в стороне и ограничиться предположением, что в данном случае влечение к разрушению снова обратилось вовнутрь и теперь направляет свою ярость против собственного «Я»; однако все же можно предположить какой-то смысл в том, что в употреблении этого слова людьми сохранилась связь этого поведения в жизни с эротикой и что таких людей, наносящих вред самим себе, тоже называют мазохистами». Эти наблюдения, высказанные Фрейдом, подтверждают связь и неразрывность эротогенного и морального мазохизма. Обращение садизма против собственного «Я» происходит при культурном подавлении влечений, которое удерживает большую часть разрушительных инстинктивных компонентов от их применения в жизни, эта отступившая часть разрушительного влечения проявляется в «Я» как интенсификация мазохизма. Но, возвращающаяся из внешнего мира деструктивность, воспринимается также и «Сверх-Я», интенсифицируя его садизм в отношении «Я». Садизм «Сверх-Я» и мазохизм «Я» дополняют друг друга и объединяются для произведения одних и тех же следствий. Результатом подавления влечений является чувство вины, оно создает нравственность, которая выражается в совести и требует дальнейшего отказа от влечений. Моральный мазохизм становится свидетельством существования смешения влечений. Его опасность заключается в том, что он происходит от влечения смерти, соответствует той части, которая избежала обращения вовне в качестве некоего разрушительного влечения. Но, т.к. моральный мазохизм имеет значение эротического компонента, то даже саморазрушение личности не может происходить без либидонозного удовлетворения.
Удовлетворение бессознательного чувства вины составляет огромную часть выгоды от болезни, страдание, которое приносит с собой невроз, как раз и представляет собой то, из-за чего оно становится ценным для мазохистской тенденции. Однако, невроз, вызываемый страданиями, может вдруг исчезнуть, если страдающее им лицо вдруг оказывается в реальном плачевном положении. В таких случаях одна форма страдания сменяет другую, единственно важно, что сохранилась известная мера страдания. С этой точки зрения моральный мазохизм можно оценивать именно как невроз, а не перверсию. Как мы знаем, у субъекта не появится невроз навязчивости, если он может получать прямо желаемое сексуальное удовлетворение. А в чем оно, удовольствие мазохиста- вот вопрос, найти ответ на который представляется серьезной задачей.
В своей работе «Ребенка бьют» Фрейд постулирует «происхождение извращений из Эдипова комплекса» как некий общий принцип. Фрейд описывает фантазии избиения у некоторых своих пациентов мужского пола, как производимые какими-то женщинами, и в отношении той роли, которую играет пол мазохиста, пишет, что мужчины, как правило, ставят себя в мазохистских фантазиях, равно как и в инсценировках, необходимых для их реализации, на место женщины, - что, следовательно, мазохизм их совпадает с женственной установкой. Быть объектом избиения в мужской фантазии, означает также быть объектом любви в генитальном смысле, когда это последнее состояние понижается посредством регрессии. Бессознательная мужская фантазия, следовательно, первоначально звучала не "я избиваюсь отцом", но, скорее, "я любим отцом". Посредством известного процесса она была обращена в сознательную фантазию "я избиваюсь матерью". Фантазию битья мальчика, таким образом, Фрейд считает пассивной, происходящей от женственной, идущей от Эдиповой установки установки по отношению к отцу, извращенной, избирающей объектом любви отца; мальчик, благодаря вытеснению и переработке своей бессознательной фантазии, избегает гомосексуальности.
Пройдя с нарушениями стадии психосексуального развития, мазохист не получает определенного чувства своей половой принадлежности. Он или она знает, что принадлежит к мужскому или женскому роду, не сомневается в этом, но не понимает, что это означает, не может ощущать и переживать свой пол. Вероятно, ощущение половой принадлежности у мазохиста размыто и расплывчато, и ему все равно, какую роль играть, мужскую или женскую. Скорее всего, полученное воспитание дает ребенку представление о том, что он или она должен играть определенную, принятую в обществе, мужскую или женскую роль, и именно это заставляет мужчину мазохиста избегать явных проявлений гомосексуальности, прямо играя женскую роль. Возникает вопрос, почему эта мазохистская фантазия, о которой говорит Фрейд, у мальчика стала «извращенной»? Почему он выбрал объектом любви отца, а не мать, что соответствовало бы нормальной эдиповой установке? Возможно, именно потому, что бессознательно мазохисту все равно, кого любить, отца или мать, мужчину или женщину, т.к. сам он существо вне пола. Почему ребенка избивает именно отец? Объяснение этому дает, на мой взгляд, то, что дети наблюдают, что мужчины обычно более грубы, чем женщины, сексуальность большинства мужчин содержит примесь агрессивности, склонности к насильственному преодолению, со своими детьми отцы играют в более подвижные и спортивные игры, чем матери, значит и агрессию от отца можно ожидать скорее, нежели от матери. Сексуальные сцены, коитус между родителями, которые наблюдают маленькие дети или фантазии ребенка вкупе с полученной из разных источников информацией на эту тему, позволяют ребенку считать, что в сексе отец, мужчина- это агрессор, наказывающая сторона. Для мальчика угроза кастрации исходит от отца, ведь в его понимании, именно отец уже кастрировал мать, и может проделать то же самое с ним самим. Значит и любовь отца можно получить скорее в форме наказания, нежели ласки. Отец бьет, значит любит. Мазохисту, в силу его бесполости, все равно, от чьей руки получать удовольствие. И только в силу воспитания, образа жизни или принятых в обществе норм поведения, мазохист поддерживает видимую гетеросексуальную связь.
Между всеми перверсиями существует тесная взаимосвязь. Перверсии, независимо от их содержания, развиваются на анально - садомазохистском фоне. Ж. Шоссгет-Смиржель в своей работе «Садомазохизм в перверсиях: некоторые размышления о разрушении реальности» пишет: - « За время своей практики я ни разу не сталкивалась со случаями перверсий, которые были бы лишены садомазохистских элементов, даже если их присутствие в клинической картине прослеживается неявно». С моей точки зрения, мазохизм неотделим от присутствия в своих проявлениях фетишистских конструктов. Подробное рассмотрение любого случая фетишизма, таким образом, безусловно, обнаруживает садистско-мазохистские элементы. Фетиш- это имитация, а имитация анальна по своей природе, её цель - вновь обрести вселенную, в которой объекты и эрогенные зоны анальной фазы являются прообразами объектов и эрогенных зон генитальной фазы. Кал предвосхищает пенис, анус заменяет вагину, первичная сцена редуцируется до фекалий в анусе, расставание с экскрементами является прототипом кастрации, а сам процесс дефекации ассоциируется с актом рождения ребенка. После того, как достигается стадия генитальности, эти предшественники, относящиеся к анальной фазе, становятся не более чем жалкой имитацией. Мазохист в своем развитии не доходит до генитальности. На формирование фетишизма и мазохизма оказывает большое влияние фаллическая фаза детской организации либидо. Мы знаем, что фаллическая фаза следует за оральной и анальной стадиями, для нее характерно подчинение частичных влечений гениталиям. На этой стадии ребенок любого пола признает лишь один половой орган - мужской, так что происходящее осознание разделения полов у него тождественно противопоставлению фаллического и кастрированного. Фаллическая стадия- это вершина и одновременно угасание Эдипова комплекса и для нее характерно преобладание комплекса кастрации. В построении фетиша проявляются как отрицание, так и утверждение кастрации.
Фетиш это замена пениса, особого, имеющего в ранние детские годы большое значение, но впоследствии пропадающего. Это значит, что в нормальном случае от него нужно было отказаться, однако фетиш, как раз, и предназначен для того, что бы оберегать этот пенис от гибели. Фетиш- замена пениса женщины (матери), в который верил мальчик и от которого он не хочет отказываться. Мальчик отказался считаться с тем фактом своего восприятия, что женщина не обладает пенисом. Ведь если женщина кастрирована, то такая же угроза нависает над ним самим. При этом само восприятие этого факта отсутствия сохранилось, но была предпринята энергичная акция, что бы поддержать отрицание. Ребенок после своих наблюдений за женщиной не оставил свою веру в фаллос женщины неизменной, он сохранил ее, но и отказался от нее, пришел к компромиссу. Вместо пениса появилось нечто иное в качестве замены, какой-то суррогат, и теперь он является наследником интереса, который проявлялся к прежнему. Этот интерес еще и усиливается, т.к. боязнь кастрации увековечила себя, создав эту замену. Фетиш остается знаком триумфа над кастрацией и удерживает фетишиста от того, что бы стать гомосексуалистом. К тому же он удобен в качестве замены гениталиям. При возникновении фетиша приостанавливается некий процесс, напоминающий фиксацию воспоминания при травматической амнезии. Последнее впечатление перед жутким, травматическим событием закрепляется в виде фетиша. Таким образом, нога, обувь или их части предпочитаются в качестве фетиша, потому что любопытство мальчика проявлялось снизу вверх, от ног к женским гениталиям, мех и бархат фиксируют вид волосяного покрова гениталий, за которым должен последовать долгожданный женский пенис, нижнее белье фиксирует момент раздевания, последний, когда женщину еще можно считать фаллической. Фетишист всегда ищет утраченный пенис матери.
Фаллическая стадия- это последняя стадия психосексуального развития мазохиста. К генитальности он не приходит, останавливаясь в своем развитии на предыдущей ступени. Этим и объясняется то, что мазохист физиологически определен со своим полом, а психологически нет. Ведь представление, ощущение своего пола возникает у субъекта после прохождения эдипа, а здесь история пола не закончена. Кроме того, мазохист не определен и с полом своей матери. Ведь если у матери есть пенис, пусть даже воображаемый, то она мужчина. Может быть, мать- это даже отец, раз у нее есть пенис. И возможно, тогда мальчик, который, по мнению Фрейда, в фантазиях битья замещает материнской фигурой фигуру отца, для того, что бы избежать гомосексуальности, вовсе и не замещает её? Быть может, бьет все-таки мать, фаллическая мать, у которой есть пенис- хлыст, и тогда от гомосексуальности мальчику можно не отказываться, ведь он получает гомосексуальное удовлетворение от женщины, обладательницы мужского атрибута- пениса. Гомосексуальность выходит на первый план в виде мазохизма. Можно стать мазохистом и тогда видимость гетеросексуальной связи будет сохранена, при этом, получаемое удовлетворение будет иметь гомосексуальную природу.
Эдипов комплекс является источником индивидуальной нравственности, морали человека, и то обстоятельство, что мазохист в своем психосексуальном развитии не прошел эдипальную стадию приводит к тому, что эти качества субъекта сформировались искаженно, или, пользуясь терминологией Шоссгет-Смиржель, появилось «нарушение восприятия реальности». Перверсии вытесняют со сцены генитальную строну сексуальной жизни человека, или, «иначе говоря, сама идея фертильной, связанной с деторождением, сексуальности взрослых людей, т.е. сексуальность родителей, отрицается и аннулируется». Перверт отказывается принимать саму реальность в общем, в целом, как таковую. По существу, реальность состоит из различий между мужчиной и женщиной, ребенком и взрослым, между возникновением потребностей и их удовлетворением. Для маленького мальчика принятие реальности состоит в признании необходимости ждать своей психосексуальной зрелости для того, чтобы удовлетворить взрослую женщину, замещающую его мать, и дать рождение ее ребенку. Это означает принятие необходимости взрослеть, развиваться и идентифицироваться с отцом для того, чтобы подобно ему стать обладателем зрелого генитального пениса. Это означает признание того, что, отец наделен прерогативой, которую ребенок получит в своей жизни позже. Это принятие того факта, что генитальная первичная сцена и способность взрослых к воспроизводству потомства недоступна ребенку. Как мы знаем, в классическом психоанализе, основой структурирования личности и формирования человеческих желаний является Эдипов комплекс- упорядоченная совокупность любовных и враждебных желаний ребенка, направленных на родителей. В своей позитивной форме это комплекс предполагает желание смерти сопернику того же пола и сексуальное желание, направленное на родителя противоположного пола. В негативной форме, напротив, это любовь к родителю того же пола и ревнивая ненависть к родителю противоположного пола. В той или иной степени обе эти формы проявляются, образуя Эдипов комплекс в его завершенном виде. По Фрейду этот комплекс достигает своей высшей точки в фаллической фазе. Зависть к пенису, зависть к пенису своего отца, проявляющаяся в этой фазе, является нормой для маленького мальчика, так же как и сопровождающее ее неосознанное желание гомосексуального воссоединения, целью которого является интроекция сексуальных атрибутов взрослого мужчины. Это отражает важную ступень в психосексуальном развитии мужчины. В случае перверсий, наоборот, подобная зависть к половым органам отца отрицается.
В "здоровых" или невротических случаях, частичное вознаграждение и удовлетворение, которое доставляет ребенку мать или заботящиеся о нем люди, приводит к тому, что ребенок начинает стремиться к новым возможным способам получения удовлетворения, и это помогает ему развиваться без жесткой фиксации на какой-либо фазе. Таким образом, он продвигается к Эдипову комплексу и генитальности. Результатом данного процесса является то, что мальчик в качестве модели идентификации выбирает своего отца, переживая чувство соперничества и одновременное обожание отца.
Если мать принижает роль отца, если отец постепенно отступает на задний план и привыкает к такому статусу, или, наоборот, ведет себя жестоко, вульгарно, по-садистски и угрожающе, то в таком случае ребенок становится фаворитом матери, ее утешением и надеждой. В обоих случаях генитальность отца признается недееспособной, и мать поддерживает в своем сыне иллюзию того, что он, будучи ребенком, со своим детским пенисом, является удовлетворяющим, даже идеальным сексуальным и нарциссическим партнером для нее, вызывающим чувство гордости. У такого ничтожного, или грубого и отвратительного человека, каким является его отец, нет ничего, чему мальчик мог бы завидовать. В основе инцестуозного желания ребенка лежит то, что родители, особенно мать, становятся первыми объектами его любовной привязанности. Они являются не просто первыми, а ещё и объектами, на которых ребенок учится любви, получает свой первый опыт таких взаимоотношений. Через инцест с матерью, на которую мазохист переносит заботы об отправлении отцовского закона, проявляется стремление символического «второго рождения», и осуществляемая ею кастрация приобретает вид истязаний. Этим актом убивается отцеподобное в сыне, отец изгоняется окончательно. Такая констелляция приводит к возникновению перверсий и переворачиванию шкалы ценностей, которая образуется в ходе нормального психофизиологического развития - продвижения к фертильной сексуальности взрослого человека. Перверт, наоборот, ставит на первое место прегенитальность, а не генитальность, а инфантильную сексуальность ценит выше, чем сексуальность зрелую. Такая перестановка равна разрушению реального мира. Здесь мы находим основное объяснение неизбежному садомазохистскому происхождению всех перверсий.
Как писал Фрейд в своей работе «Экономическая проблема мазохизма», исследуя связь мазохизма с садизмом, которые он считал партнерами в инстинктивной жизни человека:-« Либидо стремится обезвредить разрушительное влечение смерти, господствующее в живом организме и направляет его вовне, против объектов внешнего мира- оно получает тогда имя влечения разрушения, овладения, воли к власти, часть этого влечения ставится на службу сексуальной функции- это и есть, собственно, садизм. Другая часть не выводится вовне, остается в организме, либидинозно связывается там при помощи вышеупомянутого сексуального возбуждения, в ней-то и признается изначальный эрогенный мазохизм. Таким образом, действующее в организме влечение смерти- первосадизм- тождественен мазохизму. После того, как главная часть его была перенесена вовне, на объекты, внутри, в качестве его остатка, сохраняется собственно эрогенный мазохизм, который, с одной стороны, стал компонентом либидо, с другой все еще имеет своим объектом собственную сущность, собственное «Я». Этот мазохизм мог быть свидетелем и пережитком той фазы развития, в которой произошел сплав влечения к смерти и эроса. Ж.Лакан считал, что стадии психосексуальности размыты, характеризуются скорее физическим развитием, нежели психическим. Стадии, это всего лишь эрогенные зоны, доминирующие на данной стадии физиологического развития и на каждой стадии происходят некоторые нарушения. Таким образом, можно сказать, что формирование эрогенного мазохизма, а, следовательно, и всех перверсий, происходит при нарушениях прохождения всех стадий психосексуального развития, но анально-садистическая стадия- это колыбель садизма и мазохизма. На мой взгляд, значительную роль играет физиологические особенности строения человеческого тела, все стадии развития психосексуальности недаром получили свои названия и фиксации на них происходят именно по тому, что части тела, давшие названия этим стадиям, являются самыми чувствительными частями тела человека в физиологическом смысле, а так же являются, определенным образом, частями «связи с окружающим миром», ведь рот- это система поглощения пищи и первый способ получения любви в виде молока, даваемого материнской грудью; анус- выделения остатков и система позволяющая делать первые подарки и получать взамен любовь; а гениталии- система, обладающая наибольшей тактильностью, и то, что в норме психосексуальное развитие должно свестись под примат гениталий, объясняется именно наличием того количества нервных окончаний, которые и делают эту часть тела человека самой важной и значимой. Эрогенный мазохизм участвует во всех фазах развития либидо, заимствуя у них свои меняющиеся психические облачения. Страх быть съеденным тотемным животным (отцом) происходит от оральной организации, желание быть битым отцом- от следующей садистско-анальной фазы, остатком фаллической ступени организации в содержание мазохистских фантазий вступает кастрация, из окончательной генитальной фазы выводятся ситуации, в которых мазохист выступает объектом коитуса и субъектом деторождения, характеризующих женственность. Роль ягодиц в мазохизме- являются эрогенно предпочитаемой частью тела в садистско – анальной фазе, подобно тому, как грудь – в оральной, а пенис- в генитальной».
Перверсия исполняет роль буфера, когда речь идет о разрушающих действиях или саморазрушении. Перверт способен эротизировать агрессию на постоянной основе, в то время как с пограничной личностью это может происходить только в короткий промежуток времени. Исчезновение зрелого генитального измерения сексуальности является характеристикой перверсии и позволяет агрессии трансформироваться в садизм и/или мазохизм. Этот процесс редко встречается в других психопатологических организациях. Посредством своего отношения мать дает возможность будущему извращенцу идеализировать прегенитальность, а вместе с ней объекты, эрогенные зоны и способы удовлетворения, которые присущи догенитальной стадии развития. Это позволяет ему возвеличить собственное прегенитальное Эго. Со своим партнером, мазохист реализует свою фантазию о первичной сцене, которая сведена к избиениям и мукам в его представлении, к сцене, которая имеет место в анально-садистическом регистре. Здесь тоже генитальный пенис исключен. Превращенный в ругательство, унижение и оскорбление, он проходит через странные метаморфозы. Это именно те метаморфозы, которые доставляют дополнительное удовольствие и в садизме, и в мазохизме, это смесь сексуального наслаждения и нарциссического триумфа. Используя свое собственное тело или тело другого человека неестественным образом, изменяя предназначение эрогенных зон, подвергая части своего тела или тела другого человека неизвестному до сих пор обращению, мазохист, точно так же, как и садист, достигает "невозможного". Можно сказать, что всякая фиксация, любая перверсия отрицает реальность, мазохист пытается прорваться к реальности, и в то же время своим поведением отрицает её, она ему не даётся. Сталкиваясь с реальностью, перверт пытается доказать, что невозможное возможно. Часто мазохист подчиняется доминирующей женщине или является пассивным гомосексуалистом, в обоих случаях он играет так называемую феминную роль. Даже в открытых гомосексуальных связях он редуцирует своего партнера до недиференцированной догенитальной фаллической фигуры. В его собственной истории сохранились только догенитальные черты отца. Хотя он может казаться готовым принять пенис отца в конкретном виде, из-за того, что он, будучи, мальчиком, не интроецировал его в бессознательных фантазиях, проигрывание им недостающих гомосексуальных дружеских отношений с отцом часто в результате принимает форму бесконечного поглощения пенисов, сводимых к анальным или анально-садистическим фаллосам.
Мы можем рассматривать мазохизм с той точки зрения, что преследуемая мазохистской парой цель, по сути, одинакова для обоих партнеров и уходит корнями в перверсии. Садист, истязатель в мазохизме- это тоже «мазохистский герой». Цель этой пары - разрушение реальности. Реальность, с точки зрения психосексуальности, может быть определена, как результат существования отца, разделяющего мать и ребенка; реальность - это признание разницы между полами и поколениями; признания того, что матери и отцу свойственна сексуальность, направленная на воспроизведение потомства, а ребенку - нет. Таким образом, мазохистское разрушение реальности - это крах отцовской вселенной, когда он разрушает отцовское измерение психосексуальности, регрессируя на анальную садомазохистскую стадию. Можно сказать, что мир мазохиста- это перевернутый мир. Мир, где реальность искажена и отрицается, фигуры её населяющие изломаны и размыты, восприятие отношений между людьми поставлено с ног на голову.
Со времен Фрейда была накоплена обширная литература по теоретическим и клиническим проблемам мазохизма. Можно сказать, что мазохизм приобрел запутывающее множество значений с малой согласованностью или точностью при использовании этого понятия в наше время.Несмотря на перемены в видах патологии, с которой имеет дело современный психоаналитик, существенная часть этих случаев фактически очень похожа на фрейдовские случаи. Сложности в концептуализации и техническом совладании с мазохизмом привели самого Фрейда к пересмотру своих формулировок. Хотя выделенные Фрейдом три формы мазохизма до сих пор остаются основными понятиями в классическом психоанализе, это происходит, как мне представляется, от того, что вопрос мазохизма- один из самых сложных вопросов психоанализа. Никто не может точно сказать, что же это такое- мазохизм, как он зарождается, чем питается в своем развитии и какую цель преследует его появление.
Философы не устают петь дифирамбы Мазоху и его романам, говоря о «чрезвычайной важности для современного культурного сознания понятия «мазохизм». Психиатры ставят диагноз «мазохизм» и «мазохистское расстройство». Эго-терапевты усердно изучают функционирование мазохистских лиц. Фрейд весь мазохизм, в конечном счете, сводит к эротогенному мазохизму и чувству вины. С культурологической точки зрения, мазохизм- это больше, чем перверсия. Никакие сексуальные «извращения» не вызывают у людей столько интереса, насмешек, отвращения, жадного любопытства, недоумения, брезгливости и внимания, чем мазохизм и его спутник садизм. Все знают, что они есть и охотно применяют термины «садизм» и « мазохизм», и так же охотно открещиваются от того факта, что каждый сам в своей повседневной жизни проявляет и садистские и мазохистские элементы поведения. Складывается впечатление, что для широкой публики садизм- мазохизм являются наиболее интересными и отталкивающими, одновременно, явлениями. Можно быть уверенными- пока не понят и не разгадан феномен мазохизма, психоанализ будет развиваться, будут создаваться новые школы , делаться открытия. Пока широкая публика интересуется мазохизмом, садизмом, фетишизмом и т.д., пока пытается понять «почему они такие?», она интересуется психоанализом.
Инна Артюхова
